Вероятно, многие практики медитации сталкивались с тем, что в различных традициях и подходах термином “внимательность” или mindfulness описываются разные состояния.  Поэтому мне показалась крайне полезной эта беседа нескольких выдающихся американских учителей медитации из разных школ буддизма, которые собрались для того, чтобы обсудить, как они используют слово “внимательность” в своей работе и какие акценты им кажутся наиболее важными.

Изначально эта беседа была опубликована в журнале © Inquiring mind, Spring 2012 (Vol. 28 No. 2) и печатается на русском с согласия редакции.

Перевод © Практика внимательности

Внимательность с давних пор играет ключевую роль в западном буддизме, в частности в традиции випассаны и берущих от нее начало светских программах, таких как “Снижение стресса на основе практики внимательности” (Mindfulness-Based Stress Reduction, MBSR). Имея непосредственное отношение к этим подходам, я с удивлением обнаружила, что тибетские буддисты понимают и используют термин «внимательность» иначе.

Некоторые из этих отличий возникают из-за несовпадений в текстовых источниках и различия в интерпретациях, возникших ещё во времена Будды. Здесь мы не пытаемся представить ни научное обоснование термина «внимательность», ни его единственно верное определение. Скорее, мы хотели показать, как по-разному используют этот термин современные направления буддизма, в частности в связи с тем, что медитирующие сегодня имеют возможность практиковать с учителями всех буддийских традиций.

Чтобы исследовать термин «внимательность», журнал Inquiring Mind пригласил нескольких учителей медитации из разных традиций. Джон Кабат-Зинн — основатель программы MBSR, котрого газета Washington Post назвала «Мистером Внимательность»; Алан Уоллес — буддийский учёный, преподаватель медитации и плодовитый автор, пишущий о буддизме; Джозеф Голдштейн — учитель випассаны, известный кристальной ясностью своих учений и внесектарным подходом, который он исследует в своей книге «Одна Дхарма»; а также Джен Чозен Бейс — дзенская священница и педиатр. Для меня, как человека, учившегося у этих учителей и работавшего с ними, было честью организовать этот диалог совместно с редакторами Барбарой Гейтс и Весом Нискером.

 — Маргарет Каллен, семейный психотерапевт, сертифицированный инструктор MBSR

1. Что такое внимательность?

Inquiring Mind: По мере того, как западные ученики всё больше исследуют различные буддийские традиции, многие из них сталкиваются с противоречивыми интерпретациями базовых терминов и практик. В частности термин «внимательность» широко используется западными учителями и учениками, причём иногда в противоположных смыслах. Что такое «внимательность» и “практика внимательности” с точки зрения вашего знания и учений?

Джен Чозен Бейс: Каково учение дзен о внимательности? Пожалуй, я бы сказала: «Когда ешь, просто ешь. Когда устал, просто спи». Здесь очень много всего. Я часто говорю своим ученикам, что внимательность — это ум, полный всем, что есть,  а не всем, что вы думаете о том, что есть.

Джон Кабат-Зинн: Когда мы с коллегами обучаем “Снижению стресса на основе практики внимательности” (MBSR), я использую слово «внимательность» в разных смыслах — иногда более широких, а иногда более узких. Иногда я использую «практику внимательности» как своего рода зонтичный термин для Дхармы. Однако, с точки зрения рабочего определения внимательности для людей из клиники снижения стресса, а также для научного и медицинского сообщества, я обычно говорю о внимательности как об осознавании настоящего момента, которое развивается через намеренное направление внимания с распознающим, неосуждающим, нереактивным и подобным зеркалу качеством ума, более фундаментальным, чем дискурсивное мышление.

Алан Уоллес: Насколько я могу судить после всех проведённых мною исследований, основное значение «внимательности» или «сати» в палийском каноне, санскритском каноне, а позже — в тибетском каноне — это «памятование», «память». По сути, насколько мне известно, «сати» — единственное слово в пали, санскрите или тибетском, которое означает «памятование» или «память». Как сказал сам Будда, «Благородный ученик наделён совершенным сати; он — тот, кто помнит, что было сделано и сказано давным-давно». Внимательность может быть ретроспективной, как в случае психологической категории, которую чаще понимают как память. Она может быть в настоящем мгновении или же непрерывным потоком памятования о том, чтобы помнить, чтобы помнить. Внимательность также может быть проспективной: мы помним, что должны купить хлеб по дороге с работы домой.

В контексте медитации внимательность позволяет нам удерживать внимание на привычном объекте без отвлечения. Разумеется, мы можем быть внимательными ко многим вещам без самого такого памятования, помогающего освободить ум от болезненных тенденций. Тот тип внимательности, который ведёт к освобождению, связан с различением, интеллектом и способностью отличать феномены друг от друга. Не так давно мы говорили с Аджаном Амаро о различающей внимательности, которая осознаёт: «Это способствует моему собственному благополучию и благополучию других, а это нет. Это ведёт к страданию, а это ведёт к освобождению».

Джозеф Голдштейн: Одна из проблем, с которыми мы сталкиваемся, когда пытаемся понять смысл определённых терминов, таких как «внимательность», в том, что слова на пали или санскрите часто имеют целый диапазон смыслов, каждый из которых в свою очередь обладает своими нюансами интерпретации и следствиями. Насколько я понимаю, внимательность — это памятование о текущем объекте (её функция — незабывание), но такое, при котором ум свободен от привязанности, отвращения и неведения (под неведеним в буддизме понимается не интеллектуальное незнание, а забывание своей изначальной недвойственной природы, отождествление с одтельным “я”; то есть человек может быть крайне образованным или осведомленным,  но при этом пребывать в неведении – прим. пер). Так что внимательность сама по себе включает то, о чём говорил Алан — аспект освобождения. 

Алан Уоллес: Ни в одном из сансаритских буддийских источников, таких как «Сокровищница Абхидхармы» Васубандху или «Компендиум Абхидхармы» Асанги, сати не приравнивается к чистому вниманию, и не говорится о том, что чистое внимание само по себе благоприятно. Этого нет и в палийских источниках, таких как «Вопросы царя Милинды» или классический текст Буддагошы «Вишуддхи-марга” или “Путь очищения». Санскритское буддийское определение «сати» предполагает, что будучи одним из десяти ментальных факторов, присутствующих в каждом мгновении ума, и не являясь неизменно благоприятной, внимательность принимает на себя качества ментальных факторов, с которыми сочетается.

Например, в контексте семи факторов просветления внимательность явно имеет, как выражаются религиоведы, сотериологическую, то есть освобождающую функцию. С другой стороны, кролик может быть очень внимателен к своему окружению, потому то не хочет, чтобы его съели. Лиса может быть очень внимательной к своему окружению, потому что хочет съесть кролика. В этих контекстах внимательность не благоприятна и не освобождает. Снайпер, который в кого-то целится, может быть очень-очень внимателен. Разумеется, в этом нет ничего освобождающего, даже если он стреляет не из ненависти или страстного желания. Чрезвычайно важен контекст.

Джозеф Голдштейн: Насколько я знаю, в тхераваддинской «Абхидхарме» внимательность объясняется немного иначе, чем ты говоришь, Алан. В моём понимании этих учений, внимательность всегда является благоприятным фактором, в отличии от этически нейтральных однонаправленности и внимания. В контексте этих учений, не думаю, что мы можем говорить о внимательности кошки, поджидающей мышь. Мы скорее скажем, что она довольно сосредоточена и имеет устойчивое внимание. Внимание как ментальный фактор направляет ум к объекту, а сосредоточение поддерживает его без отвлечений. То же самое касается снайпера. Он может быть сосредоточен — фактор внимания, безусловно, присутствует. Однако в подлинном мгновении внимательности присутствует свобода от алчности, ненависти и неведения, что отличается от состояния ума кошки или снайпера, где, вероятно, присутствует сильное отождествление с мотивирующими факторами.

Джон Кабат-Зинн: Алан, то, о чём ты говоришь, во многом подчёркивает причины, по которым я использую «внимательность» и “практику внимательности” как своего рода зонтичный термин: если бы мы использовали лишь самое узкое рабочее определение, во внимательности не было бы этики. Пример снайпера показывает, что существуют аспекты качества внимания, на самом деле не имеющие, как ты говоришь, благоприятной или неблагоприятной валентности.

Поэтому в MBSR мы часто говорим о внимательности не просто как о чистом внимании, но как о любящем внимании. Здесь заложена ориентация на непричинение вреда и глубокое видение природы вещей, что во многом подталкивает (или по крайней мере приглашает) нас увидеть взаимосвязь между видящим и видимым, объектом и субъектом.

 

Мы стараемся привнести внимательность в самые широкие слои общества таким образом, чтобы люди учились культивировать пребывание в настоящем моменте, осознавать его и находится с ним в глубоком интимном контакте, в значительной степени включая в этот опыт элемент различения. Если бы то, чему мы учим, с самого начала не имело истинной трансформирующей или освобождающей силы Дхармы, не было бы особого смысла предлагать такой непростой вызов людям, которые и так страдают.

Джен Чозен Бейс: Джон, когда ты сказал, что учишь не просто чистому вниманию, но любящему вниманию, это прозвучало как прекрасное противоядие против тенденции западного ума поддерживать незаметную, тонкую и всепроникающую негативную окраску чувств.

В плане подхода дзен к наставлению учеников, я бы сказала, что дзен, наверное, одна из самых жалких традиций с точки зрения обучения медитации. Меня учили так: «Сядь, повернись лицом к стене, считай вдохи и выходи до десяти, а если собьёшься, начинай снова». Вот и всё. Дзен вполне заслужил своё название «практика без поручней». Многие учения дзен скорее подразумеваются, чем выражаются явно, а мне кажется на Западе полезно выражать вещи более явно. Сама я обратилась к Палийскому канону. Я постоянно читаю его и учу по нему. Вообще-то я совсем недавно провела ретрит по «Четырём основам внимательности».

Дзен склонен сразу переходить к основе ума, к тому, что представляется мне четвёртой основой внимательности. Однако мне кажется полезным пройти через все четыре основы, начиная с тела как тела и двигаясь к эмоциям как эмоциям, к содержимому ума, а затем к — основе ума. Мне кажется, что внимательность имеет три аспекта. Я уже упоминала некоторые из них, но не назвала всех трёх явно. Первый — это чистое внимание, полное осознавание, в идеале без привязанности, отвращения или само-отождествления. По-моему, это и есть достигшая совершенства внимательность, самма-сати. Ей предшествуют целые жизни относительной внимательности. Мы продолжаем совершенствовать внимательность. Вначале — будем честны — мы едва можем направлять внимание, но затем мы развиваем эту способность. Алан упоминал второй аспект внимательности, памятование и возвращение, которое снова подводит нас к первому аспекту: ясному вниманию или ясному осознаванию. Третий аспект внимательности — это глубокое видение вещей, как на микро-уровне, так и на макро-уровне.

Внимательность подобна микроскопу и телескопу — её можно сфокусировать на пространстве между миллисекундами или растянуть, чтобы расширить наше осознание сил, управляющих вселенной.

 

Джон Кабат-Зинн: Хотел бы добавить, что, насколько я это понимаю, внимательность играет особую роль среди всех остальных элементов Восьмеричного пути. На меня в самом начале пути глубоко повлиял взгляд на внимательность из книги «Сердце буддийской медитации» Ньянапоники Тхеры. Он пишет: «В таком случае внимательность — это верная отмычка к пониманию ума, а значит — исходный пункт; совершенный инструмент для оформления ума, а значит — точка фокуса; возвышенное проявление достигнутой свободы ума, а значит — вершина».

Джозеф Голдштейн: Мне кажется, это верно в том смысле, что посредством практики внимательности все остальные факторы просветления (исследование, энергия, восторг, умиротворение, сосредоточение и равностность) развиваются автоматически. Внимательность имеет функцию притягивания всех остальных факторов просветления.

2. Прояснение связанных терминов

Inquiring Mind:  Подобно тому, как термин «внимательность» по-разному используется в разных традициях, исторических источниках и контекстах (например, в контексте Восьмеричного пути или Семи факторов просветления), в обучении другим связанным практикам также присутствуют противоречия. Давайте попытаемся прояснить некоторые из существующих различий.

Ум

Джозеф Голдштейн: Учеников может сбивать с толку то, что учителя используют одно и то же слово в разных смыслах, особенно когда мы с самого начала не даём ему определения для использования в определённом контексте. Например, мы часто используем слова «ум», «сознание» и «осознавание» как синонимы. Бывает также, что они используются в разных значениях. Умом можно называть весь спектр ментальной активности; «ум» также может означать «сознание» — способность к знанию, выделяемую среди сорока двух ментальных факторов. Иногда мы используем «осознавание» в смысле «сознания», иногда — как «внимательность», а иногда — как «внимательность плюс мудрость». Смысл здесь в том, что когда мы переводим определённые термины с пали или санскрита, часто в нашем языке не находится их точного эквивалента. Возможно, западным буддистам не помешало бы начать проект по созданию стандартного словаря терминов.

Самадхи

Алан Уоллес: Мне кажется, что самадхи иногда незаслуженно принижают по сравнению с внимательностью, словно самадхи — это качество фиксации или туннельное видение. Однако на Восьмеричном пути в составе тройки шила, самадхи и панья  (нравственность, духовная дисциплина, мудрость – прим. пер.)  именно самадхи, а не внимательность занимает центральное место. Самадхи — это собранность и уравновешенность ума, своего рода повышенное здравомыслие. Оно может быть сосредоточено на единственной точке, целом поле переживаний или непрерывном потоке событий, таком как дыхание или мысли. Внимательность как ментальный фактор незабывания объекта переживания поддерживает самадхи, то есть устойчивый, последовательный фокус внимания на выбранном объекте. В випассане мы целенаправленно применяем внимательность (как в Четырёх применениях внимательности), которая уже была развита в практике самадхи.

Сампаджана 

Алан Уоллес: Есть ещё один фактор, который на пали называется сампаджана, и меня удивляет, как редко он упоминается в современной традиции тхеравады. Его переводят по-разному: как «ясное постижение» или как «полное осознавание». На самом деле это скорее интроспективное отслеживание состояния собственного тела и ума, как внутри, так и в соотношении с окружением. Чтобы достичь самадхи, чтобы сбалансировать внимание, вам нужна не только внимательность на службе у самадхи, но и отслеживание, качество контроля внимательности, чтобы когда ум становится вялым, вы могли бы быстро отследить это. Когда он скатывается в возбуждённость, блуждание, отвлечение и т.д., вы также можете это различить. Так что сампаджана обладает метакогнитивной функцией. Для баланса ума критически важны как внимательность, так и сампаджана. Без такого осознавания собственного ментального процесса вы по сути действуете на автопилоте, руководствуясь исключительно привычкой.

Джон Кабат-Зинн: Точно. Именно поэтому я часто включаю метакогнитивные измерения или метаосознавание в зонтичный термин внимательности; мы можем быть внимательны к качеству нашего осознавания так же, как и к любому другому объекту внимания. Знакомя с развитием внимательности людей, не имеющих опыта формальной практики медитации, мы вплетаем эту ориентацию в практику таким образом, что она становится для людей практически второй натурой. Любой, кто только начинает практику, вскоре осознаёт, что помимо дыхания присутствует множество других вещей. Мы видим, как легко отвлечься, и осознаём существование способности, на самом деле осознающей, что ум начинает блуждать — без неё мы никогда не вернули бы ум к объекту медитации. Я вовсе не критикую более точные научные подходы к этому. Я просто пытаюсь найти язык, контекст и контейнер, которые могли бы сделать доступными для людей дхармические и освобождающие элементы практики таким способом, который был бы наиболее искусным, порождал бы наименьшее сопротивление, а также не был бы неестественным или изличше усложнённым, что сделало бы недоступной фундаментальную красоту и простоту пробуждённости и мудрости.

Джозеф Голдштейн: На самом деле сампаджане в учениях тхеравады уделяется большое внимание. Недавно я прошёл ретрит с Саядо У Пандитой, где он говорил об этом качестве ума. Одно из интересных приложений ясного постижения в том, что оно применимо к нашим отношениям со своей средой и с тем, что происходит вокруг нас, также, как и к тому, что происходит внутри нас. Например, один из аспектов сампаджаны — это исследование уместности действия. Оно раскрывает перед нами весь аспект мотивации, того, благим или неблагим является действие, и если оно благое, подходящее ли сейчас для него время. Я вижу в этом важную функцию сампаджаны: расширение контекста внимательности за пределы наблюдения лишь за внутренними процессами.

Шаматха, внимательность, випассана

IM: Джозеф, не могли бы вы рассказать о различиях между практиками шаматхи,  випассаны и тем, что сейчас часто называют практикой внимательности?

Джозеф Голдштейн: В некоторых традициях тхеравады шаматха и випассана чётко разграничиваются. В практике шаматхи мы берём единственный объект сосредоточения, например, дыхание, свет, изображение и т.д., и тренируем ум оставаться сосредоточенным на нём. Здесь идея не в том, чтобы увидеть его изменчивую природу, а, скорее, в том, что вся последовательность практики и переживаний ведёт ум к поглощённостью объектом. С другой стороны, цель випассаны — увидеть три характеристики: непостоянство, отсутствие удовлетворённости и отсутствие «я». Так что шаматха и випассана — это очень разные функции. Слово «випассана» означает «ясное видение» или «точное видение». «Пассана» означает «видение», а «ви» — «ясно» или «точно», что указывает на углубление проникновения или открытости трём характеристикам. Мы тренируемся видеть мгновения возникновения и исчезновения всех феноменов, а также учимся нецепляющейся мудрости, вытекающей из ясного видения. Разумеется, чем глубже сосредоточение, достигаемое в практике шаматхи, тем более мощной становится практика випассаны. Так что, на мой взгляд, они в значительной степени поддерживают друг друга. Сам Будда сказал, что сосредоточение — это фундамент мудрости.

Мы можем считать випассану объединяющим термином для техник медитации, ведущих к освобождению. Внимательность — это центральная практика всех этих учений. Как уже было сказано, внимательность объединяет все факторы просветления.

3. Внимательность в современном мире

Inquiring Mind: Как вам удаётся отдать должное этим древним традициям, одновременно поддерживая разворачивающуюся на Западе Дхарму Будды как динамический процесс?

Алан Уоллес: Я вижу современное поколение буддийских учителей и практикующих, ведущих диалог с непрерывной линией старейшин, восходящей к самому Будде. Мы, конечно, не обязаны быть покорными марионетками и повторять всё, что говорило прошлое поколение. Однако раз уж мы представляем потоки буддийских традиций (для кого-то это важно, а для кого-то нет), возвращение к изначальному смыслу терминов, которые мы используем, обеспечивает непрерывность.

Нам не следует замораживать смысл буддийских терминов и концепций, но мы должны по крайней мере знать, откуда они берутся и как мы используем их в сравнении с их традиционным смыслом.

 

Мне кажется, сейчас существует опасность возникновения искусственных противоположностей, например, жёсткого разграничения учёных и практикующих. В этой преувеличенной дихотомии учёных изображают книжными червями, имеющими к буддизму чисто интеллектуальный интерес, тогда как практикующие считают себя людьми, ищущими непосредственных переживаний. В таком сценарии практикующие часто смотрят свысока на учёных, учёные — на практикующих, а более состоявшиеся учёные — на менее состоявшихся. [Смех]

Inquiring Mind: Вот почему все мы сегодня собрались здесь — чтобы способствовать коммуникации и взаимопониманию. Внимательность в современном мире требует языка, который мог бы служить как тем, кого интересует глубина и красота линии передачи, так и тем, кто просто ищет облегчения от дуккхи стресса и бесчисленного множества болезненных проявлений, возникающих в нашей вечно спешащей культуре потребления.

Джон Кабат-Зинн: Нашему времени необходимо настоящее понимание потенциальной трансформирующей силы Дхармы.

Джозеф Голдштейн: Возможно, не больше, чем любому другому времени, но оно действительно необходимо. То, в какую сторону мы движемся: к усилению страдания или облегчению страдания — зависит от того, внимательны мы к своим эмоциями или нет.

Джен Чозен Бейс: В этом красота твоих исследований, Джон — они встроены в контекст, который могут понять люди. Люди думают: если я буду это делать, я могу стать здоровее, а потом в них разгорается любопытство, и они начинают своё исследование. Прекрасно видеть, как люди, начавшие медитировать, чтобы понизить своё давление, к четвёртой неделе вдруг говорят: «А кто на самом деле думает? Кто я? Что здесь происходит?» Светская практика внимательности — это прекрасная точка входа для многих людей.

Inquiring Mind: Как инструктор MBSR я видела огромную потребность в том типе насыщения внутреннего состояния, которую удовлетворяет практика внимательности.

Джон Кабат-Зинн: Как мне кажется, в примитивные времена в жизнях людей было больше такого насыщения: они смотрели на горящие костры, стояли у текущей реки, пытаясь догадаться, где рыба, и просто наблюдая за потоком воды, а ночью лежали на склонах холмов рядом со своими овцами, глядя на звёзды. Так что мы предлагаем то, что мы забыли, то, что мы оставили позади. Когда это возвращается в жизни людей, пусть даже в обстановке класса MBSR, люди чувствуют это насыщение, здоровье и свободу.

Inquiring Mind: На конференции Mind and Life в 2005 году я несколько раз замечала, что Далай-лама, похоже, не до конца понимал слово «внимательность» в том смысле, в котором оно используется на Западе. У меня возник вопрос, осознаёт ли он полностью то, насколько мы нуждаемся в этом лекарстве и насколько широкое применение оно может иметь в нашей культуре.

Джон Кабат-Зинн: Понятие стресса может казаться чуждым тем, кто всю свою жизнь делает то же, что и их пра-пра-пра-прадеды, например, стоит и смотрит, как застывает лёд. Если ваша культура не знала стремительного технологического развития, если вы не подвергаетесь непрерывному воздействию информации, если все вокруг вас не пытаются получить высшие учёные степени и набить свои головы знаниями, возможно, у вас гораздо больше внимательности.

Алан Уоллес: Я на той конференции увидел несколько моментов отсутствия контакта и понимания. Его Святейшество хорошо знаком со всеми школами индийского и тибетского буддизма, однако то, как некоторые буддийские термины используются в современной традиции випассаны, отличается от использования в известных ему буддийских традициях. Кроме того, практика чистого внимания в целом не имеет серьёзного места в тибетской традиции, содержащей чрезвычайно богатый и разнообразный набор медитативных практик.

Здесь также есть и другой фактор, который, как мне кажется, легко ускользает от нашего внимания. В довольно многих традиционно буддийских странах, хорошим примером которых является Тибет, существует огромная вера и преданность. Я считаю себя довольно преданным буддистом, однако для меня недостижим уровень веры и преданности старушки, живущей в тибетской глуши.

 

Сложно себе представить ту травму, которую пережили тибетцы во время военного вторжения в их страну, во время пыток и геноцида. И всё же они прошли через это на удивление хорошо, учитывая то, в какой относительно небольшой степени у них наблюдается пост-травматическое стрессовое расстройство. Они прошли через это благодаря вере, а не чистому вниманию, которое просто не является центральной характеристикой практики тибетского буддизма.

Джон Кабат-Зинн: После конференции Mind and Life на встречах с Его Святейшеством произошло несколько интересных вещей. Как вы знаете, в своих презентациях я, как и некоторые другие современные учителя, иногда приравниваю стресс к дуккхе. Вообще-то, в тибетском языке нет слова «стресс». Однако позже на той неделе, когда Его Святейшество выступал перед 14 000 нейроучёных, он в какой-то момент сказал: «Кажется, Далай-лама испытывает небольшой стресс». Это было что-то.

Алан Уоллес: Он выучил новое слово.

Джон Кабат-Зинн: И использовал его совершенно уместно и с большим юмором.

Джозеф Голдштейн: Говоря об охвате и практике внимательности, важно помнить, что тренировка внимательности часто бывает трудной. Мой первый учитель Муниндра-джи часто говорил: «Внимательность — это просто, но не легко». Будда говорил, что практика подобна движению против течения — против потока нашей обусловленности. На пути мы сталкиваемся с вызовами и различными препятствиями. Это часть пути. Время наших величайших сложностей — это часто также время наших величайших прозрений.

Inquiring Mind: Вы что-нибудь хотите добавить в заключение?

Джен Чозен Бейс: Чем больше я практикую, тем больше моя вера в то, что учение Будды истинно, что внимательность действительно работает, начиная с тела как тела и двигаясь к чувствам как чувствам, объектам ума и основе ума. Практиковать следует именно в таком порядке. Затем, когда основа ума становится очень большой и в конечном итоге схлопывается в силу непостоянства, мы вновь начинаем с тела.

Алан Уоллес: В заключение я бы хотел повторить буддийский афоризм о том, что мудрость без сострадания — это несвобода, и сострадание без мудрости — это тоже несвобода. Существуют четыре брахма-вихары (любящая доброта, сострадание, сорадование и равностность), которые, как мне кажется, превосходно, элегантно и замечательно дополняют Четыре применения внимательности. Видение взаимосвязи, синергии между развитием сердца и развитием мудрости делает практику Дхармы Будды очень богатой и сбалансированной. 

Джон Кабат-Зинн: Мне кажется, прекрасно иметь разнообразные точки зрения и осмыслить то, в какой степени внимательность является памятованием, в какой — чистым вниманием, а в какой — присутствием с открытым сердцем. Все эти выражения внимательности, как верно заметил Алан, подвижны. Если бы они застыли, буддизм уже был бы в музее древних диковинок. Однако существуют силы, которые действительно преобразуют наши жизни и даже наши собственные тела, пока мы практикуем и проживаем свои жизни.

Джен Чозен Бейс: Значит, возможно, наше последнее послание в том, что нужно практиковать внимательность, чтобы узнать, что это такое.

Об участниках беседы

Джон Кабат-Зинн — Молекулярный биолог, профессор медицины, директор-основатель “Клиники снижения стресса” и “Центра внимательности в медицине, здравохранении и обществе” в Медицинском Колледже Масачуссетского Университета. Автор книг “Самоучитель по исцелению”, “Куда бы ты ни шел, ты уже там”.

 

Алан Уоллес  — исследователь буддизма, президент и основатель “Института исследований сознания” в Санта-Барбаре, преподает буддийскую философию и медитацию в Европе, Северной Америке, Азии и Австралии. Автор книг “Революция внимания”, “Безмолвие ума”, “Пробужденные сновидения”.

 

Джен Чозен Бейс — учитель дзен, педиатр, специалист по осознанному питанию. Приемница дзенского мастера Тайзана Маезуми и, совместно со своим мужем, основательница дзенского монастыря Great Vow Zen Monastery в Клэтскани, Орегон.

 

 

Джозеф Голдштейн — один из первых учителей випассаны в США, основатель, совместно с Джеком Корнфилдом и Шэрон Зальцберг, “Общества медитации прозрения”. Хотя Голдштейн учит в основном в традиции Тхеравады, в 2002 году он издал книгу “Одна дхарма”, в которой исследует возможность интегрального подхода к практике медитации, объединяющего тхераваду, тибетский буддизм и дзен.

Наша группа на FB — https://www.facebook.com/groups/vnimatelnost

Канал в Телеграм — https://t.me/Vnimatelnost