Дэниел Браун — адъюнкт-профессор клинической психологии Гарвардской школы медицины и преподаватель медитации. На русском вышла его книга “Указывая великий путь”, в которой он детально и ясно описывает этапы пути просветления в традиции махамудры. В этом интервью Браун рассказывает о том, почему для просветления крайне важно находится в постоянном контакте с учителем, о различиях в понимании пробуждения в тхераваде и махаяне и о собственно этапах пробуждения.

Перевод © Евгений Пустошкин

Перевод интервью осуществлён с разрешения Conscious​.TV и по согласованию с телеканалом «ПСИХОЛОГИЯ 21» специально для журнала «Эрос и Космос» (eroskosmos​.org). В оригинале этот транскрипт был включён в книгу «Беседы о недвойственности: двадцать шесть пробуждений» (Conversations on Non-Duality: 26 Awakenings), опубликованную издательством Cherry Red Books.

Об участниках беседы

Дэниел П. Браун (Daniel P. Brown) — директор Центра интегративной психотерапии (Ньютон, штат Массачуссетс, США); адъюнкт-профессор клинической психологии Гарвардской школы медицины, проработал в Гарвардской школе медицины более 25 лет. Автор четырнадцати книг, включая «Трансформации сознания» (Transformations of Consciousness, написанную в соавт. с Кеном Уилбером и Джеком Энглером) и новую книгу, посвящённую махамудре, — «Указывая Великий путь: Традиция махамудры и тибетские стадии медитации» (Pointing Out the Great Way: The Mahamudra Tradition of Tibetan Meditation-Stages), а также две книги публичных диалогов с Далай-ламой.

Изучал тибетский, санскрит, буддийский санскрит и пали. Посвятил десять лет переводу текстов по медитации для своей докторской диссертации по тибетско-буддийской традиции махамудры. Изучал практику медитации около сорока лет; начинал с изучения принципов «Йога-сутр» Патанджали (под руководством Мирча Элиаде); проходил обучение практике внимательности в рамках бирманской традиции буддизма тхеравады у Махаси Саядо, Джека Корнфилда и др. Бо́льшую часть своего медитативно-созерцательного пути провёл в рамках индо-тибетской традиции буддизма махаяны. Провёл около десяти лет в обучении у своего тибетского коренного учителя преподобного Геше Вангьяла. Махамудре обучался у различных тибетских лам преимущественно в рамках традиции Тилопы и Марпы. Также обучался различным другим практикам ваджраяны (в том числе и дзогчен) у различных буддийских учителей. Опыт преподавания медитативных ретритов более 20 лет.

Иен МакНэй (Iain McNay) — основатель программы «Conscious TV», интервьюировавший множество известных исследователей духовности, трансперсональной психологии и движения за развития человеческого потенциала (таких как Мантэк Чиа, Пим ван Ломмель, Анита Мурджани, Амит Госвами, Хелен Палмер, Клаудио Наранхо и др.).

Великий путь

Все видео сопровождены русскими субтитрами. Если они не включаются автоматически, их необходимо включить вручную в окошке YouTube.

Мы будем говорить о новой книге Дэниела «Указывая Великий путь», посвящённой медитативной традиции махамудры. Мы могли бы затронуть великое множество областей, но мы собираемся сохранить интервью настолько доступным, насколько возможно. Итак, Дэниел, давайте начнём с того, что вас изначально подвигло на то, чтобы заинтересоваться медитацией. Сколько вам было лет, когда вас впервые повлекло в этот мир?

Что ж, я рос в 1950-е, так что я являюсь продуктом пятидесятых. Это значит, что наука была основным видением мира. И я начинал как молекулярный биолог, а затем в колледже нам пришлось пройти курсы по социальным наукам, которые мне показались весьма скучными; но они были обязательными. В итоге всё закончилось тем, что я выбрал курс по восточным религиям, и одним из изучаемых текстов там был старый перевод Эванса-Вентца «Тибетская йога и тайные учения». И я… я прочитал книгу и был сражён.

Не похоже на лёгкое чтение, эта книга.

Но в книге было что-то примечательным образом знакомое мне, и я знал, что именно этим и буду заниматься. В итоге я поменял свою профессию, получил образование психолога и начал изучать историю религии. В конечном счёте, я пришёл к тому, что защитил докторскую диссертацию по этому самому тексту на оригинальном — тибетском — языке. На базе первоначального текста по махамудре, который был переведён в 1927, если не ошибаюсь, Эвансом Вентцом.

Когда вы впервые начали медитировать, было ли вам легко это делать?

Вначале было нелегко: мой ум был очень рассеянный. Я обнаружил, что это требовало значительной дисциплины. Впрочем, мне показалось, что обучение медитации было не слишком хорошим на Западе в то время.

Верно. Был ли у вас учитель, или же вы работали в основном с книгой и другими книгами?

Ну, когда я был аспирантом Чикагского университета и захотел работать с тибетским языком, в тот период тибетский не был особо популярен. Дело в том, что западная академическая наука разделила Восток на дальневосточные и южно-азиатские исследования, — каким-то образом Тибет не попал ни в ту, ни в другую группу. Посему в те дни было очень и очень мало мест, где вы могли бы учиться тибетскому. В Чикагском университете, где я учился, я изучал санскрит, но тибетский был не очень популярен. Была программа в Университете Висконсина, который находился в нескольких часах пути от Чикаго, и я думал, что смогу туда ездить и учиться тибетскому. Но, поскольку он не был очень популярен, то единственным выбором был курс тибетского для изучавших его уже второй год, так что мне нужно было найти какое-то место летом, где я мог бы пройти курс-интенсив по началам тибетского.

Я порасспрашивал вокруг, у кого я мог бы этому научиться, и в результате нашёл дорогу к Роберту Турману, который является великолепным лингвистом. И Боб сказал: «Что ж, может я могу организовать для тебя возможность учиться у моего учителя», — что он в дальнейшем и сделал. Это был тибетский учитель, точнее монгольский, который жил в США в районе долины реки Дэлавер. И я туда поехал, и в первый день мы начали изучать алфавит, на второй день — фактически читать, а затем, несколько недель спустя, мне стало ясно, что мы не будем только лишь изучать тибетский. Он был замечательным учителем, и я проводил с ним время в летние периоды между колледжом и аспирантурой в течение следующего десятилетия, пока он не умер.

Чему же он вас научил?

Способу быть в мире; способу присутствовать в мире.

И что это значит, говоря простым языком?

 

Это значит, что в каждое мгновение вы привносите свежее сознавание, так что всё поистине видится чудесным. Он был моим основным учителем. Он, и Далай-лама, и ещё один человек, которого звали Денма Лочо Ринпоче, вместе учились у знаменитого мастера Линга Ринпоче. Так что это была хорошая линия преемственности. И затем Денма Лочо и я вместе учили медитации в течение двадцати лет. Посему я очень благодарен тому, что у меня была замечательная возможность работать с великими учителями.

Вы упомянули, что каждое мгновение по-настоящему чудесно: сколько вам потребовалось, чтобы действительно обнаружить это пространство и получить к нему доступ?

Что ж, обычно в практике медитации вам необходимо заложить основу. Практика медитации начинается с того, что я называю предварительными практиками — предваряющими медитацию.

Причина существования предварительных практик состоит в том, что если вы просто попытаетесь медитировать, то возникает тенденция приносить с собой на медитативную подушку все проблемы, которые вы отыгрываете в повседневной жизни. Стало быть, предварительные практики созданы для того, чтобы подтянуть тонус ума, как говорится, дабы помочь вам отработать сложные моменты.

Есть три фундаментальных принципа в предварительных практиках. Если вы проследите за умом по мере того, как он разворачивается в повседневной жизни, в нём присутствуют преимущественно больше негативных состояний ума, чем позитивных; это будет влиять на медитативную практику негативным образом. Одно из важных предназначений предварительных практик состоит в том, чтобы перевести баланс спонтанно разворачивающихся состояний ума таким образом, чтобы больше было позитивных состояний, чем негативных. Так чтобы вместо погружения в состояния самообвинения и всевозможных нескончаемых негативных порицаний, которые мы говорим сами себе, и вместо погружения в сомнения разворачивались такие позитивные состояния, как доверие, терпение, добросердечность, сбалансированная энергия. Это будут добродетели ума, и часть предварительной тренировки состоит в том, чтобы культивировать эти добродетели ума и минимизировать негативные состояния ума, которые, в противном случае, будут мешать практике медитации.

Стало быть, это нечто вроде изменения установок ума?

 

Изменение установок ума и изменение самих ментальных состояний, которые возникают в нашем уме; предварительные практики созданы именно для этого. Они обычно выполняются в отношениях [с учителем] в течение десятилетнего периода. Вы попросту не начинаете с медитации. И если вы приводите ум в хорошую форму, — так чтобы разворачивались главным образом позитивные состояния ума, а не негативные, — и если вы имеете отчётливое видение, куда вас приведёт эта практика, тогда, когда вы приступаете к медитации, вам она даётся намного проще: возникает мало мешающих влияний.

Итак, вы упомянули, что предварительные практики выполняются в отношениях…

Верно. Я жил с учителем в течение значительной части десятилетия (приезжая и уезжая), и бо́льшая часть работы производилась в отношениях. Полагаю, что западным эквивалентом предварительных практик будет психотерапия [улыбается]; это наш взгляд на то, как готовятся к хорошей практике медитации.

Чтобы по-настоящему понимать, как в значительной степени работает ваш ум?

Да. И изменить его, — не просто понять, но изменить.

Я понимаю, да.

Стало быть, вы обустраиваете все правильные компоненты, которые будут поддерживать медитативную практику перед тем, как вы начнёте саму медитацию.

Да.

Итак, как только вы начинаете медитацию… Большинство этих традиций начинают с установления хорошей основы в концентрации. Тибетское слово, которым обозначают концентрацию, это chi ne’ — составной термин: ne’ буквально означает «оставаться». Это означает, что в нашей повседневной жизни, когда мы на чём-то фокусируемся, когда мы намерены на чём-то сфокусироваться, вскоре после этого, может несколькими миллисекундами спустя наш ум перепрыгивает на что-то другое.

Это мне очень хорошо знакомо.

Он не остаётся. Так что термин для концентрации в тибетском языке буквально означает «оставаться», и мы обучаем ум непрерывно оставаться в течение некоторого времени — быть может, двадцати минут или даже часа; а далее — всецело оставаться в любой отдельно взятый момент времени. Так, чтобы мы не оставались на десять процентов в том, на чём мы фокусируемся, тогда как девяносто процентов нашего ума в отдельно взятый момент времени всё ещё сфокусировано на фоновом шуме: мы всецело и полностью остаёмся, — полностью в любой отдельно взятый момент времени и непрерывно в течение долгого времени. Именно для этого и существует тренировка концентрации: она позволяет уму оставаться более полным и непрерывным образом.

Интересно, что для этого мы используем ум, поскольку в каком-то смысле медитация, — как я её понимаю, — это способ выйти за пределы ума. Но похоже, что на предварительной стадии мы используем ум в качестве некоего рода помощника.

Да, в целом, вам нужно его тренировать. В индо-тибетской традиции мы называем это «делать ум способным служить». Наш ум уподобляется дикому животному, например дикому слону. А слон — это очень пугливое животное, так что в заповедниках, если вы испугаете слона, им овладевает страх, и он создаёт очень много разрушений. С другой стороны, слон — очень умное животное и очень сильное, поэтому, если вы его натренируете, то он может выполнять очень полезную работу.

И ум подобен этому. В нашем обыденном бодрствующем состоянии, когда бы мы ни намеревались направить на что-то свой ум, он всё время перепрыгивает с места на место, не остаётся на месте… Мы переживаем множество мгновений, когда не осознаём, что же происходит; у нас возникают пробелы в осознавании, мы отключаемся. Когда вы тренируете ум, то он остаётся. Нет никаких разрывов в вашем осознавании: вы полностью присутствуете в том, что делаете; вы всегда присутствуете. И ваш ум сфокусирован лишь на том, на что вы намеренно его направляете, и нет всего этого фонового шума.

Я вспоминаю, как несколько лет назад мы участвовали в одном из публичных диалогов, которые у нас были — в рамках съёмок фильма — с Его Святейшеством Далай-ламой. И во время диалога один из западных участников упомянул этот феномен негативного внутреннего диалога о себе, а Его Святейшество начал что-то обсуждать на тибетском со своими переводчиками. Итак, он очень хорошо говорит на английском, но потратил много времени на обсуждение всего этого со своими переводчиками на тибетском языке. Потребовалось довольно много времени, чтобы понять, что было не так. И проблема была в том, что ни Его Святейшество, ни его переводчики не имели опытного базиса для понимания, что же значит негативные мысли о себе, ведь им неизвестны такие переживания; это западная болезнь. И он с озабоченностью и невинностью на лице повернулся к нам и спросил: «Зачем же вы позволяете своему уму так себя вести?»

Иен смеётся

Мы принимаем это за данность, но это следствие недисциплинированности ума, его нетренированности. Когда вы тренируете ум, он продолжает оставаться непрерывно, и вы всецело присутствуете во всём, что делаете. Это очень практично.

Я имею в виду, что в западной психологии у нас придуманы изощрённые теории, чтобы объяснить, как развивается интеллект, как развивается наше самоощущение, как развиваются эмоции. Но у нас нет никакой стадийной модели развития внимания на Западе, и у нас даже не разработано прикладной психологии для развития внимания.

 

Мы просто полагаем, что люди знают, как направлять своё внимание, и не тренируем их. Мы не тренируем детей удерживать внимание, мы не тренируем взрослых удерживать внимание, — и никто не умеет его удерживать.

И не случайно, что метафора времени обретает биологическое звучание, как в случае с расстройством дефицита внимания, словно все страдают от какого-то минимального поражения мозга. Это проблема всей нашей культуры! Мы не считаем своим приоритетом тренировать ум и обучать людей тому, как дисциплинировать ум и делать такие простые вещи, как удерживать своё внимание, что… влияет на всё, что мы делаем в нашей жизни. Если вы не научитесь удерживать внимание, тогда ум рассеян: он подобен дикому слону. Когда мы тренируем концентрацию, мы учим слона успокаиваться. Чтобы у вас была вся полнота ресурсов ума для всего, что вы делаете в настоящий момент, во всём, чем вы занимаетесь.

И это также означает, что нами не управляют наши эмоции, ведь если мы сохраняем внимательность, то осознаём, что эмоции начинают подниматься или что-то в этом роде, так что мы не попадаем в их ловушку.

Да. Вы перестаёте быть реактивным.

Совершенно точно, да.

Это даже дело чего-то ещё более базового, чем эмоции вроде злости или грусти. Первая благородная истина в буддизме на пали обозначается термином дуккха, часто переводимым как «страдание». Это не очень удачный перевод. Что он в действительности означает, это следующее: если вы проследите за своим опытом из мгновения в мгновение, если уму что-то нравится, он движется к этому, чтобы получить больше этого; если же уму что-то не нравится, он движется прочь от этого, чтобы уменьшить это. Стало быть, непрерывно ум движется по направлению к вещам и от вещей; он реактивен. Первая благородная истина — это «реактивность». Она встроена в то, как мы перерабатываем события из мгновения в мгновение. И данные медитативные практики делают следующее: они минимизируют и, в конечном счёте, искореняют данную реактивность. И если вы будете искоренять эту реактивность из мгновения в мгновение так, что она перестаёт возникать, тогда для страдания не останется основы.

По себе я знаю, что мой ум, если я его отслеживаю, непрерывно пытается двигаться к тому, что, как он думает, сделает меня счастливым, и непрерывно пытается отодвинуться от того, что, как он думает, сделает меня несчастным. И это такой… такой процесс. Я должен быть очень внимательным, чтобы… реально это ухватить.

И тот факт, что вы можете осознавать этот процесс, является начальной точкой, потому что в дополнение к его осознаванию, если вы взглянете ещё глубже, вы можете начать осознавать его таким образом, что реактивность начинает сама себя успокаивать…

Да, я могу себе это представить.

…и, в конечном счёте, вся реактивность исчезает.

Я считаю, что одной из интересных особенностей вашей книги, которая мне бросилась в глаза, является то, что вы потратили столько времени на перевод древних тибетских текстов. И большинство ситуаций, за исключением негативных мыслей о себе… большинство ситуаций, с которыми мы сталкиваемся на Западе, и наши проблемы с медитацией, препятствиями на пути, на самом деле задокументированы в этих древних текстах. И это интересно: это культура, которой много сотен лет или даже пара тысячелетий, и всё же они сталкивались с теми же трудностями, с которыми мы сейчас сталкиваемся на Западе.

Да. Там было несколько поколений обучения медитации. Если вы взглянете на великий ренессанс медитации в Индии, он на самом деле происходил в период примерно с шестого века н. э. до приблизительно одиннадцатого века. И было очень популярное движение в Уддияне (являющейся примерным эквивалентом местности, где сейчас находится Бангладеш); в этой области развились традиции Сущности. Там была традиция восьмидесяти четырёх бродячих мастеров, которые учили одной из трёх разных традиций — практикам махамудры («Великой печати»), тому, что называется дзогчен («Великое совершенство»), а также ранним практикам тантры. Учителя обычно путешествовали из места в место, обменивались практиками, так что те, кто знал махамудру, также знали практики дзогчен и тантры.

Уникальной особенностью этих традиций было то, что все они касались сущности ума — того, как по-настоящему смотреть на сущность ума. Это был быстрый путь по пробуждению ума. И что было уникально для этих традиций, это то, что им обучали в отношениях.

 

Все инструкции давались таким образом, чтобы познакомить вас с подлинной природой вашего ума; они назывались «указующими инструкциями». Мастер напрямую указывал подлинную природу ума. И иногда вещи, которые говорились, были примечательно просты — но не очевидны, если на них вам не указал кто-то другой.

Мне нравится думать об указующих инструкциях как о том, что мы находим с помощью гида-экскурсовода. Помню, как однажды я поехал в Италию, в Помпеи, в автобусном туре. Будучи ешё на автобусе, перед тем, как мы добрались до руин, экскурсовод сказал: «Когда вы будете выходить из автобуса, там будет лежать большой плоский камень, и вы увидите в нём бороздки; эти бороздки оставлены множеством проезжавших колесниц». Итак, если бы я сам туда пошёл, то я увидел бы плоский камень, но как только экскурсовод указал на то, что эти бороздки были сделаны колесницами, я посмотрел на него иначе, и увидел следы, оставленные колесницами. И что делает мастер в отношениях с учеником, это указывает на нечто, указывает на вещи, которые могут быть совершенно очевидными, как только на них указали, но без этих специальных инструкций вы будете видеть лишь камни.

Хорошо.

Вот так медитация изначально и преподавалась. На самом деле в махамудре, являющейся традицией, которой я обучаю, людей проводили к пробуждению песнями — при помощи небольших поэтических песен, называемых доха. Среднее время составляло от двадцати минут до нескольких дней.

Стало быть, людей можно при помощи песен провести к пробуждению?

Вот именно! А затем произошло следующее… примерно в одиннадцатом веке, когда медитация обрела большую популярность, появились большие монастыри. Иными словами, здесь мы говорим об институционализации медитации. Большие группы людей — может триста человек, может пять тысяч, — и все сидят в медитации. И за ними более пристально не следят; за ними перестали пристально следить.

И затем в тринадцатом и четырнадцатом веках мы наблюдаем сотни и сотни книг, написанных в Тибете о проблемах медитации, и все эти книги были написаны из-за институционализации медитации. Она более не проводилась под тщательным руководством. Понимаете, к сожалению, именно эти традиции и были перенесены на Запад. Так что когда люди посещают ретриты в современных западных странах, что происходит, так это то, что они, быть может, сидят-медитируют в течение десяти дней или трёх месяцев, и каждые три дня они идут на групповое интервью с шестью, восемью или десятью другими людьми, и им задают один или два вопроса о практике.  И обычно говорят: «Продолжайте». Но никто не следит за вами тщательно, никто тщательно не прислушивается и не говорит: «А теперь сфокусируйтесь на этом вот так», — или: «Вот это проблема, а решается она вот так-то».

А в базирующемся на отношениях способе обучения вы всегда используете отношения для того, чтобы вести через медитацию, чтобы указывать на то, что вы хотите, чтобы человек мог увидеть, дабы породить эту реализацию. И, опираясь на даваемые вами описания можно сказать достаточно обоснованно, в чём заключаются проблемы, а вы уже можете их исправить. Таков старый способ обучения медитации; именно такого рода медитацию мы и пытаемся вернуть.

В случае институционализированных форм медитации опасность состоит в том, что люди сидят-медитируют в течение долгого времени, — а мы видели множество западных студентов, которые практиковали медитацию по двадцать или тридцать лет, и их практика достигала «самого дна». Поскольку есть множество точек, где можно застрять, а студенты даже не понимают, что они застряли, потому что ум кажется успокоенным.

 

Но он никогда не движется никуда далее этого, и они, совершенно точно, не пробуждены. Есть старая суфийская история с такими словами: «Бревно лежит на поленнице многие месяцы и годы, но так никогда и не постигает Бога». Так что не сидите как бревно! [смеётся]

Иен тоже смеётся

Сидите умным образом. Используйте свой разум для того, чтобы отслеживать, верно ли движется ваша медитации, и работайте в отношениях для того, чтобы сохранять её на верном пути, дабы взять лучшее из медитации. Медитация не про то, чтобы неподвижно сидеть, она не про то, чтобы расслабляться. Это тяжёлая работа. Она посвящена пробуждению.

Так что же такое пробуждение?

Хороший вопрос. Это зависит от традиции. Например, в рамках самого буддизма существует два ответа на этот вопрос в зависимости от того, берём ли мы старый буддизм тхеравады или более новый буддизм махаяны.

В старом буддизме тхеравады много акцента делается на вопросе реактивности: как ум непрерывно стремится к вещам, которые ему нравятся, и избегает вещей, которые ему не нравятся. Каждое мгновение в нашей бодрствующей жизни ум действует с такой реактивностью. В старом буддизме в практике медитации есть момент, когда всё отпускается — тело, содержимое ума — и появляется безбрежный океан чистого сознавания. Всего лишь на мгновение. Затем, после этого, когда содержимое ума возвращается, оказывается, что вся реактивность ушла. Как только вы вкусили океан сознавания — являющийся основой бытия, — он искореняет всю эту реактивность.

Это словно новая точка отсчёта, теперь доступная?

Это новая точка отсчёта, новый… мне нравится называть это «новым базисом оперирования».

Хорошо.

Вы не обитаете в рамках своей личной идентичности, своего индивидуального сознания. Ваша точка отсчёта, не имеющая точки отсчёта, это сам океан сознавания, понимаете? Это ваш новый базис оперирования. Более старый язык для описания этого, как правило, использует пространственные метафоры: «добраться до другого берега». Но это не место, до которого вы добираетесь, это не что-то вроде состояния, в которое вы входите, — это просто постижение того, что всегда здесь есть, того, что есть ваша подлинная природа. И вы оперируете на базе этого.

Но когда мы утрачиваем… почему мы утрачиваем океан сознавания после того, как нашли его?

Ах. Итак, проблема состоит в том, что старые привычки ума вновь поднимаются и затуманивают это постижение. Некоторые люди считают, что если вы вкусите пробуждение, то ничто никогда не будет таким, как прежде. И, в каком-то смысле, это правда: как только вы вкусите этой основы вашего бытия, более нечего искать. Иногда утверждается, что «это путь, который завершает все пути», ведь даже небольшой момент его вкуса, пусть даже нестабильный, искореняет все сомнения в отношении того, чего же вы искали. Даже если это нестабильный опыт.

Итак, почему же люди это теряют: это связано с привычками ума, или обыденным ощущением самости, или личной идентичности. Ощущение мира, находящегося вовне, снова отвердевает. Мы вновь возвращаемся к этим привычкам, и утрачиваем постижение. Мы начинаем обитать в рамках нашего старого базиса оперирования, и он вновь становится тем, с чем мы отождествляемся; наша идентичность становится нашим индивидуальным сознанием, а не основой нашего бытия — сознаванием дхармакаи. Так что, понимаете, это называется рецидивом в литературе по профилактике рецидивов, существующей в индо-тибетском буддизме.

Некоторые люди испытывают язычки пламени, и утрачивают его. И затем целью становится то, каким образом вы можете разжечь эти небольшие язычки пламени пробуждения в лесной пожар, чтобы пробуждение всегда оставалось с вами.

И в своей книге вы говорите о двух путях к просветлению, как бы мы ни называли их; и один путь — это постепенный путь, а также есть более внезапный путь… Или не столько путь, сколько внезапное постижение (реализация).

Да, и я хочу ещё вернуться к предыдущему вопросу о различии между пробуждением в тхераваде и буддизме махаяны…

Верно.

В махаяне это отличается. Наверное, я всё же отвечу сначала на этот вопрос, а потом вернусь к вопросу о двух путях.

Хорошо.

Поскольку в старом буддизме — буддизме тхеравады — вы можете найти хороший пример этого в стадиях практики, которые назывались «путём очищения», или висуддхимагга. Это великое описание стадий медитации в буддизме тхеравады. И в нём есть особенный уровень глубокой концентрации, или самадхи, в котором всё пульсирует, подобно свету стробоскопа. И если вы продолжаете его созерцать [открывает и закрывает пальцы правой руки, показывая пульсацию], то есть тенденция смотреть скорее на исчезновение, а не на возникновение каждой из этих пульсаций, или мгновений ума. И спустя некоторое время всё начинает распадаться. Все базовые элементы ума растворяются и распадаются. Это называется бунганьяна, или «переживание растворения». Это не очень приятное переживание.

Могу себе представить, что оно может быть очень страшным, на самом деле.

Иногда оно сопровождается огромным страхом или отвращением. Но одна из вещей, которые происходят, заключается в следующем: в этом опыте вы начинаете видеть, что есть сознавание, которое не связано со всеми активными проявлениями ума. Сознавание как бы пронизывает и насыщает всё это. И это становится моментом, когда можно по-настоящему всмотреться в природу самого сознавания как такового.

Что, в свою очередь, откроет разновидность постижения этого великого океана сознавания, в которое каким-то образом более не вмешиваются всевозможные формы активности, которые распадаются. Это позволяет проще его увидеть.

Итак, некоторое время спустя пришёл Нагарджуна, один из ранних сторонников школы мудрости в буддизме махаяны, и сказал: «Постойте-ка! Когда мы смотрим на эту пульсацию — да, справедливо, что обычно, если вы продолжаете смотреть на неё, то вы будете замечать больше прекращение существования каждого из этих движений ума, а не возникновение. Но это предполагает под собой время, а быть может, само время есть всего лишь ещё одна конструкция ума». Так что Нагарджуна сказал нечто вроде следующего: «Если вы начнёте смотреть на это… когда вещи начинают своё существование, они в действительности не начинают существовать по той причине, что они уже здесь. И когда они, как кажется, прекращают своё существование, они, на самом деле, не прекращают существование, потому что они остаются здесь. Тогда, если вы на это посмотрите таким забавным образом, начинает происходить то, что вы начинаете видеть, что идея, что вещи приходят и уходят во времени, есть всего лишь ещё одна идея. Это ещё одна конструкция ума».

И это тогда открывает целый новый иной уровень опыта, находящийся за пределами условностей обыденного времени. Вы открываетесь для уровня сознавания, который я люблю переводить как «непреходящее сознавание».

 

Оно не может приходить, не может оно и уходить, потому что в него не вмешивается время; оно всегда прямо здесь; и оно безбрежно. И тогда вы видите, что получаемые вами постижения более не зацементированы в условности обыденного времени, так что постижение (реализация) перестаёт иметь какие-либо стадии. И вы обнаруживаете совершенно иное состояние сознания, к которому вы открываетесь, которое является чем-то вроде… его трудно описать, но тибетское слово для его обозначения — это kunji, оно часто переводится как «сознание-хранилище», но в действительности оно означает…

Хранилище…?

Сознание-хранилище. Оно означает… оно означает «всеодномоментность» (all-at-onceness).

Хорошо.

Иными словами, что вы делаете, это переходите от «последовательной переработки информации» (если воспользоваться западным языком) к «одномоментной переработке». Всё есть здесь одномоментно и взаимосвязанным образом. Как говорится: «Все миры и все времена суть здесь одномоментно». И в результате вы получаете «всеодномоментность».

Затем, когда вы открываетесь для пробуждения, это совершенно иной вид пробуждения, поскольку, понимаете, это пробуждение погружено в сознавание того, что всё потенциально возможное в этом «поддающемся переживанию» мире — и во всех мирах — присутствует здесь одномоментно. Так что, как видите, дело обстоит не так, словно когда вы пробуждаетесь — в понимании махаяны, — то всё… все в этом море взаимосвязанного человечества пробуждаются вместе с нами.

Но, если вы пробуждаете свой ум, — поскольку из этого уровня постижения всё и вся взаимосвязано, — это, как говорится, имеет большее влияние.

Стало быть, когда вы пробуждаете ум, свой ум, своё индивидуальное сознание, с этой перспективы оно посылает вокруг себя волны; влияние волнообразно раскатывается по морю взаимосвязанных существ и сажает зёрна для пробуждения их всех. Это считается «возвышенным воззрением» махаяны.

 

Это прямое постижение уровня одномоментного сознания, в котором, что бы вы ни делали в вашей практике, всё будет оказывать эффект на все сознания. Это очень отличающийся тип реализации.

Итак, в конечном счёте, когда вы пробуждаетесь в махаяне, вы тоже искореняете всю реактивность. Это называется «освобождающим компонентом пробуждения». Он избавляет от всей реактивности, всего страдания, но в дополнение к этому то, что вы получаете в махаяне, — чего вы не найдёте в более ранней литературе по буддизму тхеравады, — это ещё один компонент, который называется «всеведущим компонентом пробуждения». Вы имеете безбрежную «всеодномоментность» в качестве прямого переживания и открываетесь к тому, что я называю телами Будды.

Тела Будды — это… Ваш базис оперирования более не находится внутри индивидуального сознания. Ваш базис оперирования теперь сознавание дхармакаи, этот безбрежный океан сознавания, являющийся основой нашего бытия. Одномоментно с этим энергия проявления всего в состояние существования по любому спектру потенциалов бытия присутствует здесь в это же мгновение. И одномоментно с этим присутствуют и ваше индивидуальное сознание, и содержимое вашего индивидуального сознания, и ваша личная идентичность, и материал вашего обыденного ума. Это квадрофония представленности всех уровней одномоментно.

При доступе к телам Будды ваш базис оперирования более не находится внутри индивидуального сознания: вашим базисом теперь является сознавание дхармакаи — этот безбрежный океан сознавания

Всё здесь; каждая вещь здесь. И каково оперировать в сегодняшнем мире, будучи в таком состоянии?

Нет никакого противоречия. Вы просто одномоментно открываете другие уровни.

Так что здесь есть всё, чему требуется здесь быть.

И содержимое того, о чём мы говорим, фокус того, о чём мы прямо сейчас говорим, сосредоточен на этом уровне: то, о чём мы говорим. Дело просто в том, что и все другие уровни одномоментно открыты для этого. Это тот уровень пробуждения, который вы находите в махаяне, и это… это пробуждение одномоментно является и океаном сознавания, и ещё океаном любящей доброты. Это базис сострадания. И тогда все движения ума действуют во имя того, чтобы попытаться помочь всем нам в нашей основополагающей человечности стать лучше, породить причину процветания всех положительных качеств, которые неотъемлемо свойственны природе любого человека и искоренить все отрицательные качества, которые мешают тому, чтобы это видеть. Таково великое пробуждение в махаяне.

Одна из вещей, которые мы часто просим сделать в программе «Conscious TV», это исследовать тему недвойственности, и мы немного об этом говорили, перед тем как начать записывать передачу. Какое место это занимает в большей картине, описываемой вами?

Это не то же самое. Это предварительная необходимость. Позвольте мне заложить некоторые основы для этого.

Хорошо, давайте.

В буддизме махаяны ключевой момент, или основа практики, касается пустотности¹. И пустотность означает видеть всё как конструкцию. Это не означает, что видимое не существует, но вы его видите таким, каким оно является — как всего лишь конструкцию. Моя «дэниеловость» или ваша «иеновость» — то, что мы называем личной идентичностью — суть полезная конструкция ума, хорошая точка отсчёта для повседневной жизни. Но мы, как правило, забываем, что это всего лишь конструкция. И в результате неспособности увидеть её как конструкцию, мы её цементируем², мы проявляем склонность принимать её слишком всерьёз, мы делаем её слишком отвердевшей. И этому сопутствует то, что называется zinpa — «схватывание», то есть цепляние; именно это и создаёт страдание в махаяне.

Стало быть, когда вы практикуете пустотность самости, вы не пытаетесь избавиться от самости. Скорее, вы стремитесь увидеть, что «дэниеловость» попросту является конструкцией, разновидностью идеи, понимаете? Полезной для жизни в повседневной реальности, но, в конечном счёте, всего лишь конструкцией ума.

И когда вы видите её таким и сохраняете такое видение, то, когда вы медитируете, ваш базис оперирования в медитации… когда я концентрируюсь, это не будет «дэниеловость»: это будет сознавание, ведь сознавание отличается от «дэниеловости». И сознавание теперь будет руководить вашей медитацией, а не Дэниел, наблюдающий и занимающийся медитацией.

 

Сознавание знает, как заниматься медитацией, лучше, чем Дэниел, так что я оперирую из сознавания как такового в качестве базиса моего оперирования в медитациях. Мы называем это «пустотностью „я“».

Следующее — это «пустотность явлений», и это имеет отношение к тому, что на Западе мы называем «конструированием реальности», понимаете? Буддийская школа «только сознания»… является самым простым способом это понять.

И что это означает, так это то, что, если я окину взором всё, что вокруг, и вы окинете взором всё, что вокруг, мы сделаем то, что сторонники школы «только сознания» называют привычками «проецирования вовне» (out-there-ness). Мы склонны считать, будто мир находится вовне. Вторая вещь, которую мы делаем, это тенденция принимать мир как нечто самосуществующее отдельно от нас. Так, мы делаем допущение, что если мы покинем эту комнату, комната продолжит существовать. В подходе читтаматры, или «только сознания», вы делаете следующее: вы пытаетесь скорректировать эту привычку. А что если вы посмотрите вокруг и примете то, что называется «внутренней ориентацией»? В это мгновение вы видите всё, как если бы оно находилось не вовне, а в сознании (или уме), — это во-первых…

Хорошо.

…а во-вторых, вы начинаете видеть всё так, словно оно порождено сознанием, понимаете? Ведь то, что мы в действительности видим, это не мир «вовне», — то, что мы в действительности видим, это способность ума (сознания) порождать, или конструировать, что-то. То, что мы в действительности видим, есть конструкция сознания. Другими словами, человеческое восприятие — это восприятие голографическое.

Если вы пойдёте в Музей науки посмотреть на трёхмерное изображение и попытаетесь его схватить, то вы не испытаете проблем с тем, чтобы увидеть, что это виртуальный образ; вы его не цементируете, не делаете твёрдым. Здесь всё то же самое, ведь мозг работает так, что он берёт паттерны энергии и конструирует репрезентации (представления) на базе этих энергетических паттернов. Это и есть голограмма [держит руки перед собой], но мы забываем, что это голограмма.

Стало быть, то, что происходит в медитации «только сознания», это очень просто: вы продолжаете принимать внутреннюю ориентацию. Вы думаете: «Всё это в сознании, всё это порождено сознанием, всё это только сознание». И если вы продолжите это делать вновь и вновь, то некоторое время спустя это изменит ваше восприятие. Вы перестанете видеть мир как нечто отвердевшее вовне; вы увидите, что то, на что вы смотрите, есть лишь конструкция. Вы смотрите на конструирующий процесс ума — или, говоря точнее, вы смотрите на сознавание в его конструирующем или освещающем аспекте… Мы называем это «самоосвещающим аспектом сознавания».

Это первое, или основание. Если же, на более продвинутом уровне, вы по-настоящему в совершенстве освоили эту практику, тогда «проекция вовне» перестаёт проявляться настолько кардинально, что более нет никакого ощущения чего-либо «вовне»; всё, что есть, суть сознавание [держит руки перед собой]. И если вы посмотрите на это сознавание с позиции ума, то оно имеет способностью сияюще знать. И если вы посмотрите на это сознавание с позиции видимых событий, то оно является самоосвещающим; это просто выражение сознавания в его самоосвещающем аспекте. Это и есть недвойственность, понимаете?

Итак, если вы дополните это ещё и медитацией на «пустотность времени», которую мы упомянули ранее, тогда происходит следующее: вы начинаете оперировать исходя из перспективы ума, опирающегося на этот безбрежный океан непреходящего сознавания; и всё, что происходит, будет восприниматься как волны в этом океане — всё вообще. Это просто ещё одна… каждое движение ума есть ещё одна волна, ещё одна пустотная конструкция сознания: нет совершенно никакой двойственности между тем, что ум сознаёт, и тем, что проявляется в уме. Точно так же, как океан и его волны недвойственны, так и сознавание ума и то, что, как кажется, проявляется в этом уме, суть не-два.

Это глубочайшее состояние, но ещё не пробуждение, а его предвестник. И Майтрейя как-то сказал в одной из своих сутр: «Абсолютное прямое переживание недвойственности является одной из дверей, открывающих путь к пробуждению». Но это ещё не само пробуждение.

Нам не следует путать здесь даже самые глубокие изменённые состояния сознания с пробуждением. Недвойственность — это очень глубокое состояние, нечто крайне отличающееся от обыденного сознания, но это не пробуждение, и причина в следующем.

 

Когда у вас есть это чувство непреходящего сознавания, находящегося вне времени, и это сопровождается абсолютным ощущением недвойственности всего, что возникает каждое мгновение в вашем сознавании, это всё ещё упаковано в индивидуальном сознании, не так ли? Это всё ещё… у нас всё ещё обыденный аппарат восприятия в том смысле, как работает индивидуальное сознание: оно всегда пытается делать вещи, выделять то или иное, понимаете? Оно выделяет индивидуальные вещи; и, покуда оно выделяет отдельные вещи (это является простейшей операцией индивидуального сознания) тенденция ума выделять отдельные вещи затмевает всё в целом.

Когда вы зажжены пламенем пробуждения, вы… ваш базис оперирования — это всё в целом, видите?  Так что недвойственность ещё не означает, что вы открылись к тотальности этой основы — сознавания. Это просто означает, что вы переживаете опыт недвойственности. Но, если вы достаточно сильно обоснуетесь в нём, это станет хорошим базисом, открывающим более высокую вероятность пробуждения.

Есть целый иной набор инструкций, которые необходимо выполнить, чтобы перейти от недвойственности к пробуждению, а затем от недвойственности к пробуждению и телам Будды — полному просветлению, когда вы открываетесь для квадрофонии всего. Существует множество различных практик для каждого из этих шагов на всём протяжении пути, и инструкции эти очень точны, понимаете?

Очень многие люди, пребывающие в недвойственном состоянии, утверждают, что далее уже некому и некуда идти. Они утверждают отсутствие самости (или «я»).

Это может быть и так, — что они поняли что-то в отношении пустотности «я», а также у них, возможно, есть недвойственность. Но всё равно остаются операции сознания, с которыми необходимо работать при помощи определённого типа инструкций, которые приведут к пробуждению. Именно здесь отношения и учителя играют свою роль.

Но откуда возникает мотивация, чтобы это делать?

А-а. Видите ли, если эти люди практикуют в контексте махаяны, то, когда они открываются для непреходящего сознавания в недвойственности, то безбрежность этого сознавания, с одной перспективы, есть собственно безбрежное сознавание, а с другой — это океан любящей доброты. Это и есть мотивация: вы делаете это для всех существ.

Хорошо.

А если они не заложили фундамент в сострадании, тогда они не откроют двери к телам Будды, квадрофоническому звучанию, полному пробуждению. Ключом является глубокое понимание сострадания; это и есть мотивация. Это необходимо требование перед открытием к пробуждению, полному просветлению, телам Будды, как мы их называем. Невозможно получить доступ к телам Будды без надёжной основы в сострадании.

Почему вы считаете…

В этих практиках есть встроенные предохранители, так что их нельзя практиковать из корыстных побуждений.

Хорошо. Я тогда изменю свой вопрос. Я подумал о чём-то ещё, что хотел бы с вами вкратце исследовать. В последней главе вашей книги говорится о практиках для периода «после просветления», и я забыл, какой термин вы использовали; вы же там какой-то специальный термин используете?

Следование пути.

Следование пути, вот именно. И я посчитал это интригующим, ведь вы рекомендовали людям… или предлагали в качестве варианта следования пути — это идти и пребывать в ситуации, которая по-настоящему для вас страшна.

Да, идея состоит в том, что пробуждение — это не состояние; оно всегда здесь [показывает рукой в районе сердца]; это подлинная природа любого. Если вы откроетесь этому, тогда вы оперируете из этого всё время. Итак, послепробуждение, или даже если вы имеете то, что называется небольшими язычками пламени пробуждения, — остаётся привычка возвращаться и оперировать из обыденного режима личности. Привычка вашей личной идентичности вновь слишком цементируется. Привычка видеть мир как внешнее тоже слишком цементируется; привычка условного времени тоже слишком цементируется. И мы возвращаемся к оперированию в рамках обыденных структур ума.

Посему инструкции следования пути… Или иногда это слово — lumcar — переводится как «инструкция расширения»: нечто, что расширит или улучшит вероятность того, что вы сохраните это пробуждение. Идея в том, чтобы привносить природу своего постижения (своей реализации) свежим образом каждое мгновение в самые трудные повседневные переживания — в самые грубые уровни ума. И некоторые учителя дают рекомендацию, что намеренное вхождение в самые сложные жизненные ситуации является хорошей практикой для сохранения свежести своего пробуждения [улыбается].

Другие дают рекомендацию, что сострадание и деятельность являются хорошим способом сохранять её свежесть. Лично я, в своей профессиональной жизни, являюсь клиницистом — я эксперт по травмам, провожу экспертизу случаев психотравмирующего насилия. Я много провожу судебную экспертизу, так что… когда тебе устраивают перекрёстный допрос как эксперту, это хороший момент для следования пути [смеётся]. Хорошая причина для практики.

Иен смеётся: Да уж.

Так что нет реактивности, нет хватания — просто сохраняешь присутствие. Тогда легче проследить стратегии адвокатов и сохранять понимание происходящего.

Как вы рассказывали мне по телефону, вы были экспертом в довольно известных делах, таких как взрывы в Оклахоме, США; вы там участвовали. Это, должно быть, большой стресс, ведь это также и очень резонансное событие с точки зрения PR, разве не так?

…а также в трибунале по военным преступлениям в Гааге.

 Да. Так что вы, должно быть, очень много времени уделяете подготовке к этим судебным слушаниям, что, по-видимому, требует значительной способности фокусировать внимание на деталях?

Что ж, здесь я извлекаю пользу из тренировки концентрации.

Да, я понимаю это.

Ведь если вы выступаете в суде, есть огромное количество фактов, которые вам необходимо запомнить за короткое время и иметь возможность к ним обращаться; так что нет никакой возможности хранить много мусора в своей голове. Вам необходимо быть подобным обученному слону: фокусироваться при помощи всей силы и всех ресурсов ума, чтобы иметь ко всему доступ без какой-либо реактивности.

Да.

Так что всё это… дело не в состояниях, а в способе бытия в мире: привносить в каждое мгновение лучшее из того, кто мы есть. И основная идея в буддизме — это идея природы Будды, что возвращает нас к тому вопросу, который вы задали ранее, о быстром пути к просветлению.

Понимаете, с одной перспективы, мы должны развить в себе эти качества: мы должны медленно искоренить спонтанное возникновение негативных состояний ума; мы должны культивировать позитивные, или добродетельные, состояния ума; мы должны тренировать концентрацию. Мы должны тренировать себя, чтобы видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, посредством медитаций на пустотности, затем мы должны усовершенствовать данное осознавание настолько тщательно, чтобы суметь пробудиться. В сущности это и есть смысл пути.

С одной точки зрения, мы развиваем в себе эти навыки медленно, с течением времени. Но с другой — нам не нужно их вообще развивать, ведь в глубине своей природы наша природа изначально положительна.

 

Есть около восьмидесяти положительных качеств, связываемых с пробуждением, — и все из них мы имеем: каждый человек их имеет, однако всевозможные привычки ума в процессе нашей жизни заслонили это всё, и мы оказываемся неспособны увидеть это. Так что подходы быстрого пути указывают вам, как увидеть то, что всегда уже есть.

Я расскажу вам историю об этом. Однажды я поехал со своими детьми на каникулы, мы ехали на юг. Я живу в Бостоне, тогда в самом разгаре была зима, и мы приехали в аэропорт. Там был сильный снегопад, так что отменили все рейсы. И из-за всего этого хаоса, связанного с изменениями расписания в связи с отменой рейсов, самое лучшее, что они могли нам предоставить, было рейсом через четыре дня, что является не очень хорошим вариантом для детей во время школьных каникул. Поскольку у меня двое сыновей, я посчитал, что это будет катастрофой, так что я взялся за телефон и быстро попытался найти, если есть какой-либо рейс, который всё ещё должен был состояться по плану, чтобы довезти нас туда, куда нам было нужно.

И нам удалось найти рейс, который всё ещё не отменили. Мы забрались в самолёт, и им пришлось дважды или трижды проводить очистку от льда в этом снегопаде, когда ни зги не видно. И у меня появились всевозможные сомнения в отношении способности самолёта взлететь в такой снегопад, потому что он и вправду был очень сильным. Затем пилот неожиданно говорит: «Мы взлетаем». Самолёт разгоняется и взлетает прямо через стену снега, а затем, три минуты спустя, мы видим сияющее солнце над снежными тучами. И оно всё время там было.

Иен смеётся

Лучезарное солнце, сияющее нам. Оно сияло всегда, но, понимаете, с моей перспективы, когда я находился на земле, всё, что я мог увидеть, это сильный снегопад. Я не видел, что солнце всегда сияло, пока не увидел его проблеск. Здесь то же самое — указующие инструкции быстрых путей, таких как махамудра, дзогчен, великие практики завершения ранних переводов тантр. Целью является указать то очевидное, что вы всё ещё не видите, и отсечь всё, что затмевает это видение. И тогда вам не нужно ничего практиковать, не нужно ничего развивать, потому что всё уже есть.

Это всего лишь иная точка зрения на одни и те же практики. Ни одна из них не верна или не верна; и то, и другое работает. Но если у вас есть преимущество, что вам указали на всё это таким образом, что вы можете видеть, что глубокое лучезарное сияние — то внутреннее сияние, которое мы имеем внутри нас, — всегда есть уже прямо здесь, тогда вам не нужно выполнять все эти практики, понимаете. Именно это вы и находите в традициях передачи, где эти сокровенные инструкции — в определённых условиях — вам даются. Так что это облегчает путь…

Хорошо, нам пора заканчивать, Дэн. Спасибо тебе большое за то, что пришёл, — это был чудесный разговор. И я по-настоящему хочу порекомендовать книгу Дэниела — «Указывая Великий путь» (Pointing Out the Great Way). Ещё одна удивительная книга.

Примечания